...нет, тёмным был сам Овод, и даже его янтарные глаза помутнели, сделавшись непроницаемыми. Голубка отшатнулась от брата, в миг обратившегося незнакомцем. Черты его стали только уродливой пародией на прежние, он сам как бы терял форму, расплывался и таял до тех пор, пока вовсе не слился с лесом.
Только то был совсем другой лес: его тишину нарушали лишь деревья, шептавшиеся меж собой, и далёкий, но внушавший страх шум, и было неясно, чувствовал лес ненависть или тревогу перед угрозой обратиться в ничто. Голубка видела, как всё, замерев, ожидало прихода бездны, разверзшейся где-то в глубине, но неумолимо разраставшейся. Скорость её была столь же велика, сколь и жадность. Возможно, место, где стояла Голубка, отчаянно вцепившаяся в землю когтями и словно не желавшая её отдавать, уже было поглощено бездной, и всё вокруг отражало единственную реальность, существовавшую достоверно лишь в сознании.
Она открыла глаза.
С неделю назад приснился ей этот дурной сон, и сейчас самые страшные отрывки бесконечно напоминали о себе, всплывая перед глазами как настоящие: вот Овод бьёт её в большой живот, и Голубка чувствует, как маленькие детские головки лопаются в тот момент внутри неё. В тишине, от которой в ушах звенит, хлопки раздаются чётко и явно, как биение часов. Раз, два и три — крошечные черепки рассыпались, сердечки, которые уместились бы на лапке, остановились, и трупики лежали перед Голубкой. Она на них не смотрела, потому что была уверена, что вместо котят увидит нечто настолько ужасное, что не сможет осмыслить, ослепнет и лишится разума, и вместо того уткнулась в землю, положив голову на лапы. Кажется, она до сих пор не поменяла позу.
Мир сузился до целительской палатки. Возможно, иногда думалось воительнице, никогда ничего не было, кроме душистых трав и звука падающих капель. Незыблемый порядок вещей подразумевал, что Голубка есть в пещере, что она считала, сколько капель упадёт в лужицу у входа, что в трещинах в стене благоухали цветы. Жизнь зиждилась на этой пещере, а ежевичные плети скрывали за собою ничто.
Иногда мысли её улетали далеко отсюда и бродили где-то, где одному Звёздному племени ведомо. Голубка тогда принимала вид чрезвычайно сосредоточенный, словно она занималась не столько воспоминаниями, сколько действительностью реальности, но какой-то иной, происходящей под иными небесами.
День солнечный и тёплый, он словно сам был влюблён. Голубка вслед за воином выбралась из кустов, не замечая сухих острых веточек, впивавшихся в шкуру. Весёлое возбуждение охватывало её душу, увлечённую только одним именем. Он обещал показать ей, как далеко простираются территории племени Ветра и как прекрасно понимать свободу, как хотел бы он, чтобы Голубка имела представление, что теряет, засев в своей чащобе, — одним словом, юному сердцу очень хотелось впечатлить девушку и подвести её к эпизоду личного интереса, как то обыкновенно бывает. Кошка и вполуха не слушала его, наслаждаясь общей картиной: он определённо красив, но не каким-то внешним проявлением, а "в символах" — в зычном голосе, каким и должна говорить полная амбиций молодость, в неряшливой взъерошенной шерсти, которую хочется самой привести в порядок, потому что он этого никогда не сделает, и, конечно, глазах. Голубка боялась глаз и никогда напрямую в них не смотрела — в них она могла прочесть, что больше не любима.
«— Стало быть, совершенно неважно, жив он или мёртв, если он существует для того лишь, чтобы я его убил, — воитель показал на соплеменника, издалека казавшегося тёмной точкой.
— Как же так? А его родственники? Они тоже неважные? — Голубке не нравились воззрения своего друга, она со страхом думала, что подобный образ мыслей приведёт его к непоправимой жестокости.
— Неважные, — нехотя отозвался кот, — их и нет вообще. Я появлюсь в лагере, они из земли высокочат и станут своё представление разыгрывать. Я в поле уйду — они разом исчезнут. Потому что надобности в них не будет.
— И меня без тебя не будет?
— И тебя.»
Сон ушёл. Голубка пока ещё не открыла глаза, но и без того понимала, что вернулась — боль в теле, ещё не оправившемся от ранений, удушающая вонь сгнивших сырых трав и капли, точечно бьющие по мозгам, как мигрень. И шум — на главной поляне взволнованно щебетали соплеменники. Голубка не понимала их слов. Кажется, они вернулись с Совета... Разве же его время пришло? Или они только собираются пойти на остров?
Она не знала, стоит ли ей осведомиться о происходящем.