Вальдшнеп l двадцать одна луна l сумрак

близорука l рассеянна, но внимательна к неважным мелочам l говорит намёками l плохо разбирается в собственных чувствах

несколько подробностей из жизни

Самое точное, что она может сейчас сказать об истории своей жизни – недлинной и странноватой – «ничего не понятно». Словно ни один поворот в её судьбе не доведён до логического конца. Отношения с родителями, долго катясь под уклон, так и не дошли до полной размолвки, замерев где-то на самом краю, где они всё ещё делают вид, что заботятся о ней, хотя давно уже бросили всякие попытки её исправить, что для них равносильно тому, чтобы поставить на ней крест; наставник, долго клявшийся, что сделает из неё настоящую воительницу, даже если ему на то понадобиться больший срок, чем традиционно отведённый на обучение оруженосца, время от времени вяло предпринимает какие-то совместные тренировки, будто до сих пор не отчаялся научить её безнадёжно не приспособленное к этому тело изображать толковые боевые приёмы, но пыл его явно поугас со времён её ученичества; сосед по палатке, долго выбиравший между ролью друга детства и влюблённого, завис на середине, неловко замолкая в середине их случайных полуночных разговоров. У неё будто есть друзья, но ни она, ни они сами не могут назвать дружбой их отношения, состоящие из спонтанных увлечённых бесед, неожиданных яростных споров и мимолётных вспышек искренности, вызывающих после не стыд, но скорее недоумение – «почему я так вдруг разоткровенничался с этой почти чужой мне кошкой?..»
В детстве её прочили в ученицы целителя за тихий нрав, но потом оказалось, что ей лучше удаётся ловить мышей, а лун в двенадцать у неё ухудшилось зрение, и целитель сказал, что скоро она совсем ослепнет, но вот уже которую луну дело не идёт дальше лёгкой близорукости, позволяющей ей, однако, порой натыкаться на деревья, а соплеменникам – проявлять к ней время от времени особое тревожное внимание, бесящее её больше, чем театральные вздохи матери о том, какая она пропащая кошка.

насчёт характера

…она всегда хотела бы иметь другой характер. О, дай ей Звёздное племя шанс, она знает, что бы в себе изменила – прочь трусость, мягкость, эти мямлящие и лепечущие интонации, эти ненавистные незаконченные предложения, въевшиеся, кажется, ей в язык, как рыбный запах в пасти речных; эту мнительность и склонность вечно плодить каких-то мысленных химер, размышляя о чужих и собственных чувствах (в которых она сама разбирается не лучше, чем в травническом искусстве!..) Прочь подозрительность и неясные страхи, эту болезненную внимательность к деталям, эту осторожность, переходящую в уклончивость и неискренность, эту рассеянность зыбкого внимания и обыкновение подолгу увязать в раздумьях на такие темы, за которые стыдно стало бы и малому котёнку. Ей кажется, имей она другой характер, вся жизнь бы повернулась совсем иначе – события утратили бы свою непонятную размытость, а недомолвки, вечно связывающие её с каждым близким ей котом, обернулись бы чем-то иным.
…Или нет.